У кого-то увидела сегодня из ровесников в ленте, что в школу мы шли в первый раз 20 лет назад. Вот эта маленькая еще совершенно белокурая кнопка справа с ошалелыми от любопытства и ужаса глазами во все лицо, увенчанное грандиозным бантом на макушке – я. Помню, как на первом уроке в своей жизни я сидела как приколоченная к деревянному стулу с холодной железной перемычкой, мне было зябко и терпко пахло охапкой гладиолусов и каких-то еще (в основном доморощенных) цветов с учительского стола. Так и сидела я все 45 минут с невероятной для шестилетки, почти военной выправкой: деревянно прямой напряженной спиной, руками друг на дружке и пыталась не поворачивая головы, повернуть глаза назад – может удастся увеличить угол обзора и хоть бы и сквозь затылок уловить, где там мама. Тут мама, позади, смотрит на меня или она где-то непередаваемо-далеко – за дверью класса..? Ведь сказали смотреть на доску, а велели слушаться учительницу и значит просто повернуть голову нельзя.
Мама была за дверью и на ее вопрос, чему нас на этом уроке учили, я ответить не смогла, потому что не слышала ни слова миловидной женщины, что стоит на фотке позади меня, ведь я была так занята – выясняла, насколько далеко от меня мама. К слову, на первой переменке мама сказала, что я уже большая и после уроков домой пойду сама. От носов сандаликов до кончика банта наполнил меня панический ужас и следующий урок тоже промчался мимо испуганного такой ответственностью воробушка в моем лице. Домой я, конечно, дошла и была страшно горда тем, какая я большая и самостоятельная, как с важным видом на глазах у удивляющихся посторонних взрослых по всем правилам на «зеленый» перешла три дороги.
Помню, как горько завидовала тем девочкам и мальчикам, чьи мамы ждали их весь учебный день за дверью учебного класса и могли начинать беспрерывно щебетать им о своих открытиях большого дня уже по дороге домой. Но мои мама с папой были заняты, они наверное хотели бы остаться рядом со мной, не могли просто, а может действительно думали, что я уже большая. Зато как горды они были моей самостоятельностью! Куда больше меня – хвалили дома, спрашивали нравится ли мне в школе, и в голосах их я слышала вопрос не «нравится ли?», а «правда же тебе нравится?»
Тогда я неосознанно решила для себя, что мама верит в то, что мне хорошо и значит нужно беречь ее, нужно быть как все. Если должно нравиться и не нравится – через силу поверить в то, что очень нравится и выдать ожидаемый результат. Учиться потом быть честной с собой и выставлять свои границы для других мне пришлось, чтобы не соврать… 20 лет и этот курс моего внутреннего уже самообразования продолжается по сей день.
Я почему-то отношусь к школьникам 1 сентября с грустью и сочувствием, мне становится зябко и где-то внутри как будто снова многообразно пахнет выскальзывающими из маленьких ручонок скользкими стеблями гладиолусов. И поздравить их мне хочется только с тем, что они становятся все ближе к тому, чтобы школу победить, выдохнуть и победоносно покинуть. Это если говорить о том, что я чувствую, а не так, как это принято. И школы, конечно, сейчас разные, в такой я училась первые 5 лет, потом – в другой, со своими приколами. Каждый год 1 сентября я поздравляю себя с тем, что мне больше не нужно идти ни в школу ни в универ.
Для своих детей я мечтаю найти место вроде школы Димы Зицера «Апельсин», школу, где ребенок будет вправе быть собой – разным: свободным, будет иметь право думать, выбирать, заявлять, учиться, познавать, радоваться, иногда шуметь и непоседничать, словом – вникать в жизнь, она же такая огромная потом еще впереди!
P.S.: Классно, что больше не нужно 1 сентября фоткаться строем на фоне не действующего (потому что ремонт будет идти еще несколько лет) большого крыльца с пробитыми ступеньками и отваливающейся штукатуркой.
Больше не нужно сообщать нескольким десяткам людей на уроке, что ты оправляешься справлять нужду и выходя с бумажкой в руке, невольно сообщать всем, что ты по-большому. Не придется делать это в помещении, где только дырки в полу на большом загаженном пьедестале и нет между ними даже перегородок, зато есть толстая ворчливая уборщица, которая караулит и наблюдает, чтобы каждый целился как следует и делал все быстро.
Больше не придется прогулять один единственный урок в жизни – урок истории в 5 классе, потому что учительница начинает каждый из них с подробного перечисления всех криминальных сводок газет республики, смакуя подробности о расчлененке, педофилах, насильниках, убийствах с особой жестокостью. Она приветствовала «доклады» учеников на эту тему, приучая, как она говорила, детей к чтению газет. Те, кто хотел получить легкую оценку и не отвечать потом по параграфу – с каким-то странным отстраненным выражением лица перечисляли своими не окрепшими голосами, стоя у доски, какой маньяк, как, кого и как именно изуродовал, предварительно где-то надыбав эту информацию во времена без интернета. Со временем на их лицах появлялась заинтересованность, тогда они начинали делать доклады с выражением… Я не могла. Не могла после этого параграф воспроизвести честно выученный дома, спокойно идти из школы во вторую смену зимой и иногда эти подробности сопровождали меня во сне. Но самое ужасное – я думала, что так и должно быть, поэтому я не могла сказать об этом маме и папе.
Больше не нужно одной из всего класса ответственно бегать по огромному кругу спортзала (потому что учитель знает, что говорит, мне дома сказали слушаться учительницу), когда учительница болеет и нет замены кроме физкультуры – по 4 занятия в день подряд в первом классе в течение двух недель. В то время, когда преподаватель физкультуры дает детям задание – бегать до звонка по кругу, а сама встречает ухажера и трахается с ним в тренерской, пока особенно смелые наблюдают это дело в дверной глазок. И не нужно переживать всей семьей последствия такого марафона – ошибочно наложенный гипс от пятки до таза и перестающую помещаться в нем ногу, высоченную температуру, не способность превернуться из-за этой штуковины с одного бока на другой во мне, встречать новый год в больнице после перенесенной операции и пережитой угрозы ампутации ноги по колено в 6 лет.
Больше не придется пытаться учить татарский с уникальной учительницей – 40-алетний стаж преподавания, нарочито национальная одежда, спокойный тон только в присутствии родителей. Учительницы, которая открытым текстом говорит на первом уроке пятиклашкам, что она «специально русскую группу берет, чтобы над ними, отродьями, поиздеваться, потому что им не место на земле ее предков»,. А спустя пару лет ломает девочке большой палец за то, что та щелкала ручкой на уроке и швыряет мальчишек за шкирку головой в стену за то, что те шумят.
Я очень надеюсь, что таких школ как моя первая уже больше нет.
С первым сентября, друзья. Я желаю каждому ребенку пройти школу вместе с родителями, уметь оставаться ребенком и твердо знать, что если плохо и непонятно нужно идти к маме и папе и говорить об этом, потому что дело ребенка – расти, задача родителя – оберегать детство своего малыша, а никак не наоборот. Даже еси это выходит не специально и само собой. Если бы я говорила, мои родители наверное смогли бы что-то изменить, по крайней мере дали бы мне знать, что это не норма – не со мной что-то не так, а со школой.
Как бы я не радовалась тому, что мне больше не придется возвращаться в школу – я в нее вернусь, когда туда отправятся мои дети и уже сейчас готова оттарабанить всю программу от и до. Вместе.
1 Сен 2016
0 Comments
День знаний 20 лет спустя
У кого-то увидела сегодня из ровесников в ленте, что в школу мы шли в первый раз 20 лет назад. Вот эта маленькая еще совершенно белокурая кнопка справа с ошалелыми от любопытства и ужаса глазами во все лицо, увенчанное грандиозным бантом на макушке – я. Помню, как на первом уроке в своей жизни я сидела как приколоченная к деревянному стулу с холодной железной перемычкой, мне было зябко и терпко пахло охапкой гладиолусов и каких-то еще (в основном доморощенных) цветов с учительского стола. Так и сидела я все 45 минут с невероятной для шестилетки, почти военной выправкой: деревянно прямой напряженной спиной, руками друг на дружке и пыталась не поворачивая головы, повернуть глаза назад – может удастся увеличить угол обзора и хоть бы и сквозь затылок уловить, где там мама. Тут мама, позади, смотрит на меня или она где-то непередаваемо-далеко – за дверью класса..? Ведь сказали смотреть на доску, а велели слушаться учительницу и значит просто повернуть голову нельзя.
Мама была за дверью и на ее вопрос, чему нас на этом уроке учили, я ответить не смогла, потому что не слышала ни слова миловидной женщины, что стоит на фотке позади меня, ведь я была так занята – выясняла, насколько далеко от меня мама. К слову, на первой переменке мама сказала, что я уже большая и после уроков домой пойду сама. От носов сандаликов до кончика банта наполнил меня панический ужас и следующий урок тоже промчался мимо испуганного такой ответственностью воробушка в моем лице. Домой я, конечно, дошла и была страшно горда тем, какая я большая и самостоятельная, как с важным видом на глазах у удивляющихся посторонних взрослых по всем правилам на «зеленый» перешла три дороги.
Помню, как горько завидовала тем девочкам и мальчикам, чьи мамы ждали их весь учебный день за дверью учебного класса и могли начинать беспрерывно щебетать им о своих открытиях большого дня уже по дороге домой. Но мои мама с папой были заняты, они наверное хотели бы остаться рядом со мной, не могли просто, а может действительно думали, что я уже большая. Зато как горды они были моей самостоятельностью! Куда больше меня – хвалили дома, спрашивали нравится ли мне в школе, и в голосах их я слышала вопрос не «нравится ли?», а «правда же тебе нравится?»
Тогда я неосознанно решила для себя, что мама верит в то, что мне хорошо и значит нужно беречь ее, нужно быть как все. Если должно нравиться и не нравится – через силу поверить в то, что очень нравится и выдать ожидаемый результат. Учиться потом быть честной с собой и выставлять свои границы для других мне пришлось, чтобы не соврать… 20 лет и этот курс моего внутреннего уже самообразования продолжается по сей день.
Я почему-то отношусь к школьникам 1 сентября с грустью и сочувствием, мне становится зябко и где-то внутри как будто снова многообразно пахнет выскальзывающими из маленьких ручонок скользкими стеблями гладиолусов. И поздравить их мне хочется только с тем, что они становятся все ближе к тому, чтобы школу победить, выдохнуть и победоносно покинуть. Это если говорить о том, что я чувствую, а не так, как это принято. И школы, конечно, сейчас разные, в такой я училась первые 5 лет, потом – в другой, со своими приколами. Каждый год 1 сентября я поздравляю себя с тем, что мне больше не нужно идти ни в школу ни в универ.
Для своих детей я мечтаю найти место вроде школы Димы Зицера «Апельсин», школу, где ребенок будет вправе быть собой – разным: свободным, будет иметь право думать, выбирать, заявлять, учиться, познавать, радоваться, иногда шуметь и непоседничать, словом – вникать в жизнь, она же такая огромная потом еще впереди!
P.S.: Классно, что больше не нужно 1 сентября фоткаться строем на фоне не действующего (потому что ремонт будет идти еще несколько лет) большого крыльца с пробитыми ступеньками и отваливающейся штукатуркой.
Больше не нужно сообщать нескольким десяткам людей на уроке, что ты оправляешься справлять нужду и выходя с бумажкой в руке, невольно сообщать всем, что ты по-большому. Не придется делать это в помещении, где только дырки в полу на большом загаженном пьедестале и нет между ними даже перегородок, зато есть толстая ворчливая уборщица, которая караулит и наблюдает, чтобы каждый целился как следует и делал все быстро.
Больше не придется прогулять один единственный урок в жизни – урок истории в 5 классе, потому что учительница начинает каждый из них с подробного перечисления всех криминальных сводок газет республики, смакуя подробности о расчлененке, педофилах, насильниках, убийствах с особой жестокостью. Она приветствовала «доклады» учеников на эту тему, приучая, как она говорила, детей к чтению газет. Те, кто хотел получить легкую оценку и не отвечать потом по параграфу – с каким-то странным отстраненным выражением лица перечисляли своими не окрепшими голосами, стоя у доски, какой маньяк, как, кого и как именно изуродовал, предварительно где-то надыбав эту информацию во времена без интернета. Со временем на их лицах появлялась заинтересованность, тогда они начинали делать доклады с выражением… Я не могла. Не могла после этого параграф воспроизвести честно выученный дома, спокойно идти из школы во вторую смену зимой и иногда эти подробности сопровождали меня во сне. Но самое ужасное – я думала, что так и должно быть, поэтому я не могла сказать об этом маме и папе.
Больше не нужно одной из всего класса ответственно бегать по огромному кругу спортзала (потому что учитель знает, что говорит, мне дома сказали слушаться учительницу), когда учительница болеет и нет замены кроме физкультуры – по 4 занятия в день подряд в первом классе в течение двух недель. В то время, когда преподаватель физкультуры дает детям задание – бегать до звонка по кругу, а сама встречает ухажера и трахается с ним в тренерской, пока особенно смелые наблюдают это дело в дверной глазок. И не нужно переживать всей семьей последствия такого марафона – ошибочно наложенный гипс от пятки до таза и перестающую помещаться в нем ногу, высоченную температуру, не способность превернуться из-за этой штуковины с одного бока на другой во мне, встречать новый год в больнице после перенесенной операции и пережитой угрозы ампутации ноги по колено в 6 лет.
Больше не придется пытаться учить татарский с уникальной учительницей – 40-алетний стаж преподавания, нарочито национальная одежда, спокойный тон только в присутствии родителей. Учительницы, которая открытым текстом говорит на первом уроке пятиклашкам, что она «специально русскую группу берет, чтобы над ними, отродьями, поиздеваться, потому что им не место на земле ее предков»,. А спустя пару лет ломает девочке большой палец за то, что та щелкала ручкой на уроке и швыряет мальчишек за шкирку головой в стену за то, что те шумят.
Я очень надеюсь, что таких школ как моя первая уже больше нет.
С первым сентября, друзья. Я желаю каждому ребенку пройти школу вместе с родителями, уметь оставаться ребенком и твердо знать, что если плохо и непонятно нужно идти к маме и папе и говорить об этом, потому что дело ребенка – расти, задача родителя – оберегать детство своего малыша, а никак не наоборот. Даже еси это выходит не специально и само собой. Если бы я говорила, мои родители наверное смогли бы что-то изменить, по крайней мере дали бы мне знать, что это не норма – не со мной что-то не так, а со школой.
Как бы я не радовалась тому, что мне больше не придется возвращаться в школу – я в нее вернусь, когда туда отправятся мои дети и уже сейчас готова оттарабанить всю программу от и до. Вместе.