Юнолицые старики

А у нас всё выставки с ширпотребом, палатки, лотки —
неудобная обувь, галстуки и платки,
сковородки, тюбики, пузырьки,
с пустотой кульки.

Дорогие мои юнолицые старики –
всё нутро в морщинах усталости и тоски.
С пережатыми нервами летние мотыльки
перед осенью. Ну, лети…

Каждым летом мчаться к большой воде,
а прибыв, сознаваться в большой беде,
что вросла вовнутрь, взошла во вне.
Встать лицом к стене:

Поколение паники и атак,
островерхих пауз, дающих знак,
что живем «не так»,
думаем не в такт,
и не знаем – как.

*

Вот проходят эдак года. Тогда
выступают наши морщины за
пределы нутра: на лицо, к рукам –
вот шалит спина, холод по ногам,
И по вечерам давит тишина.

Наступают новые времена.

*

Приползает к ним, вовсе не юна,
перепугана, сжата и не стройна –
бывшая чья-нибудь жена.

К 30-и ей бы нужно,
вбегая на всех костях,
третьего с утра оставлять в яслях,
а она, буксуя на всех когтях,
даже не на сносях.

*

Или вот Он, к своим 35-и,
собирает ноты свои в горсти,
страшно хочет Своих спасти –
совесть в них взрастить.
Объяснить, как жить.

А свои живут ничего и так.
Так откуда б ночи тут без атак?
Он же светоч, мудрец, на́ море маяк.
Жизнь его – бардак

Вот и тянется до костыля –
с корабля на б*я.

*

Безотчетно маяться, поедать
самого себя; драться и терять
друга, брата родного, мать –
обращаться вспять.

В ширпотребных лавках, как мотыльки,
мы не то берем и кладем в кульки,
не воимя, только лишь вопреки –
тяжелы лотки.

Надо было юность держать в горсти,
вкушать ее,
проживать,
знаменем нести.
Улыбаться чаще Своим в пути,

Не в прощании Исповедь –
в Любви.