Гравием незаасфальтированным

Было бы мне перед кем тебя выгораживать, кого огорошивать, потрошить, обезвоживать, был бы тот, кто посмел тебя расхолаживать, кто до срока посмел тебя подытоживать. Был бы! Нет, ни злодеев, ни кучеров. Тех, что гнали б тебя, ошпаривали, в спину тыкали бы и мучили, оступиться и пасть заставили.

Нет их, милая, драгоценная — я с ножом их искала, кликала, я бы им отомстила, моя бесценная, и из жизни твоей их выкинув, подала б тебе руку белую, подняла б тебя  на ноги и поставила, бережно б вела — вечность целую, и плевать на законы-правила.
…Ты сама, с головою светлою, и пшеничным волосом, нежным голосом надломила себя хрупкой веткою, не дозревшим и юным колосом… Просыпайся! Смотри и радуйся, и не слушай, не слушай себя, проказницу… как нибудь всё срастется, сладится, будет. будет! а как? — без разницы.
Я, хромая сама не на треть души, рядом буду, не плачь только! слышишь ли? Мы ведь обе с тобой до соплей хороши, мы друг друга за косы вытащим. И пойдем брести по извилинам в этом мире нескладном и вычурном. Гравием лежим незаасфальтированным, тестом зреем, еще невыпеченным. Значит, можно еще укатить колобком, отскочить от колес и умчать, умчать…
Можно боль содрать порванным чулком, и идти — стройным каблучком стучать.